Аркадий Гайдар - Том 4. В дни поражений и побед. Дневники
Глава 12
Атаман Битюг закинул ногу в стремя и, приподнявшись, грузно опустился на свою высокую кобылу. Бывшая петроградская этуаль, Софья Николаевна Тольская, а теперь Сонька, его жена, танцевала уже на горячем коне возле палатки, перед кучкой всадников, составлявших конвой атамана.
– Трогай!
Сразу сорвавшись с места, легкой рысью полетела небольшая кавалькада и скрылась за поворотом к лощине Кривого Лога. После прошедшего ночью небольшого дождя стояло теплое, светлое утро. Солнце косыми лучами пригревало влажную землю, поднимая дымку легкого, свежего пара. Атаман ехал к Барашам, чтобы лично убедиться, как подвигается разрушение железнодорожной линии.
Мелькали поля, попадались заросшие зеленью яблонь и вишен уютные хуторки. Заслоняясь рукой от солнца, всматривались в проезжающих работающие на хлебах мужики и, узнав, снимали шапки, низко кланяясь. Остановились на несколько минут напиться в попавшейся на пути деревушке. Провожаемые сочувственными советами бородачей, любопытными взглядами баб и ребят, поскакали дальше.
На пути, посреди неснятых колосьев пшеницы, разглядели скачущих навстречу двух всадников, которые, заметив отряд, остановились.
– Наши? – спросил с сомнением атаман.
– А вот посмотрим.
Один из всадников повернул лошадь, снял шапку и вытянул ее в сторону на правой руке два раза.
– Наши! – сказал Барохня, отвечая тем же сигналом.
Встречные оказались своими ребятами из сотни Оглобли, наблюдавшими за работой.
– Ну как? – спросил атаман. – Снимают?
– Работают!.. – усмехнулся один. – Можно сказать, подходяще.
Верст через десять обогнули по опушке небольшую рощу и выехали на бугор. Их уже давно заметили.
– Ого-го-го! – послышалось радостное ржанье. – Сам приехал!
Работа продолжалась с еще большим рвением.
Человек около четырехсот согнанных из окрестных сел хохлов копошились, разрушая железную дорогу. Разобрав стыки рельсов, привязывали к концам их веревки, пристегнутые к десятку пар волов, и вся линия вместе со шпалами веером переваливалась под откос. Много девок и баб следом разбрасывали и срывали лопатами песчаную насыпь.
Позади на несколько верст желтел уже обработанный путь. Сиротливо стояли пощаженные телеграфные столбы, но с перерванными, болтающимися проводами. Отовсюду доносились крики и понукания, посвистывание ременных плетей и удары по бокам неуклюжих волов…
Наблюдающие за работой бандиты перешучивались с бабами и сурово покрикивали на мужиков. Атаман подъехал поближе и окрикнул:
– Бог помочь!
– Спасибо! – раздалось несколько десятков голосов в ответ.
Он проехал взад и вперед мимо работающих и остался доволен.
– А там что? – спросил он у сопровождавшего его бандита.
– Тоже наши. Мостишко там небольшой, значит, снимают.
– Через Гнилой Ручей?
– Он самый. Маленький, а крепкий. Второй день ломами понемногу разбивают.
Атаман с компанией заехали в соседнюю деревушку. Отдохнули, плотно закусили жареным гусем, основательно выпили и отправились обратно.
Атаман остановился и посмотрел в бинокль.
– Кого это там дьявол несет?
Теперь и простым глазом можно было видеть, как всадник, склонившись к седлу, бешеным аллюром мчался по дороге.
– В чем дело? – крикнул Барохня, когда взмыленная лошадь поравнялась с ним.
– Атаман! – ответил седок, едва переводя дух. – Беда! Могляк убит, и сотня его пропала.
– Как! – рявкнул атаман. – Откуда известно?
– Сейчас прибежали несколько уцелевших ребят.
– Собачий сын!.. Баба! – Битюг разразился градом ругательств по адресу погибшего Могляка и, ударив шпорами, понесся вперед.
Как встревоженный осиный рой, гудел бандитский лагерь. Недавно прибежал из деревни мужик и сообщил, что утром возле деревни отряда не оказалось. Он пропал куда-то ночью.
Атаман поспешно отдавал сотенным распоряжения:
– Выслать во все стороны пешие и конные разведки. Отряд разыскать, посты удвоить.
По всем направлениям потянулись пешие и конные разведчики. В лагере не было ни обычных пьяных криков, ни песен. Кучками толковали бандиты.
К атамановой палатке подскакал хохол без шапки, без седла. Быстро заговорил о чем-то Забобуре.
– Что такое? – спросил, выходя, «сам».
– Отряд вернулся.
– Ага! – воскликнул атаман. – Теперь расквитаемся! Заруба! Карасю приказ: завтра к ночи встать позади отряда. Барохня! Наши от мельника вернулись?
– Вернулись.
– Порошок привезли? Давай сюда… Ну? – спросил он вошедших.
– Вот.
Атаману передали небольшой узелок.
– Кто из Дубков сообщение привез?
– Вавила Косой.
– Давай ко мне.
В палатку вошел хохол. Низко поклонился.
– Откуда солдаты воду берут? – спросил атаман.
– Из колодца, что возле Яковой мельницы.
– А в чем обед варят?
– Кухня у них есть на колесах.
– Вот что, Вавила! Вот тебе порошок, и чтобы завтра до обеда он был в колодце.
– Никак не возможно! – ухмыльнулся мужик.
– Вот я тебя стукну по башке, так будет возможно.
– Народу всегда там много.
– На вот, попробуй! – Атаман вытянул несколько раз мужика плетью.
– Что же… – согласился Вавила, почесывая спину. – Если уж такое от вашей милости строгое приказание, сделаем!
Глава 13
Несмотря на усталость, друзья проснулись рано, часов около семи.
– Значит, сегодня?
– Значит, так.
– Трудно по такой дороге ночью подойти.
– Ночью мы подойдем только до леса, а свернем к рассвету.
Пошли умываться, но, еще не доходя, услышали треск, похожий на негромкий револьверный выстрел. У мельницы они увидали кучку суетящихся курсантов.
– Колодец отравили, – сообщили Сергею курсанты.
– Кузнецов ему из нагана руку просадил.
Подошел Кузнецов и сообщил: он сегодня дневалил по лагерю и заметил, что какой-то мужик все время толкается около мельницы. Это ему показалось подозрительным. Он спрятался за плетень и стал наблюдать. Убедившись, что никого поблизости нет, мужик подбежал к колодцу и что-то туда бросил. Потом кинулся в сторону, намереваясь перемахнуть через плетень, но повис на нем с простреленной рукой. Отравитель сознался, что он подослан атаманом, и в подтверждение показал на спине ярко-красные рубцы от ременной нагайки. Атаман велел крестьянам донести, как подействует отрава. Ночью же он нападет на красных сам.
– Вот что! – предложил начальнику отряда Сергей. – Нам теперь незачем тащиться в лес. Мы подождем, пока они сами подойдут к нам. Но надо дать им уверенность, что отряд действительно отравлен. Тогда банда будет переть на нас безо всяких опасений, а мы приготовим ей встречу.
Так и порешили сделать. Сергей с товарищами отправился к старосте и приказал к завтрашнему дню приготовить подводы, потому что отряд уезжает.
Было прибавлено, что люди позаболели и есть предположение, что они отравлены. Если это подтвердится, сказал Сергей, то они подожгут деревню со всех четырех концов.
Наступила спокойная, теплая ночь. По безлунному, темному небу огоньками горели звезды. Далеко на горизонте, как непонятный сигнал, узкою полосою загорелась зарница.
Как раз в то время, когда, блеснув в последний раз, желтая змейка на горизонте заменилась слабой, серовато-тусклой полоской – предвестницей наступающего рассвета, – из секретов прибежали курсанты. Один донес, что банда заходит в деревню; другой, что банда у оврага, в двух верстах впереди.
Атаман шел с отрядом со стороны оврага. Карась занял деревню. Несколько редких выстрелов посыпались со стороны лагеря, и пули зажужжали высоко в стороне.
«Ну и стрелки!» – подумал атаман. И густой цепью повел банду вперед, откуда щелкали редкие выстрелы.
– Ого-го-го! Бросай винтовки!
– Мухи дохлые!
Горя от нетерпения, из окраины деревни бегом бросилась банда Карася с ревом:
– Даешь пулеметы!
– Да-дае-ешь…
Но тут взвилась голубая ракета. И со стороны красных раздался грохочущий дружный залп, слившийся с треском четырех пулеметов.
Огорошенные встречей, бандиты дрогнули и залегли, но, расстреливаемые метким огнем, по заранее измеренным дистанциям, бросились бежать. Убегающие люди Карася напоролись на засаду и заметались, бросаясь через заборы и плетни. Разгром был полный.
Через час отовсюду стали возвращаться преследовавшие бандитов роты.
Дорого встала эта операция атаману. Сам он скрылся, но среди трупов оказались Оглобля, Черкаш, а также атаманова Сонька. Она лежала посередине болотца с простреленной головой. Ее вынесли и положили на покрытый зеленой травою бугор. Она долго бредила. Поминала гвардию, юнкеров, сыпала грязную ругань. Через несколько минут умерла. Ее коня поймали в овраге. В сумке нашли флакон одеколона, пудру и дневник.
